— Пять минут, — напомнила медсестра и вышла из палаты.

Семен огляделся. Больничная обстановка действовала на него угнетающе. Особенно капельница, от которой он старательно отводил глаза.

— Ну как ты, Миша? — спросил Бугаев, когда за сестрой закрылась дверь.

Терехов молчал. Его красивое лицо, и в обычное-то время бледное, было совсем белым, нос заострился.

— Ну что ж, молчи, — спокойно сказал Семен. — Значит, на первый раз помолчим пять минут. На второй, глядишь, уже десять минут молчать будем. А потом, Миша, ты с постели встанешь, времени у нас на встречи прибавится. Можно сказать, и расставаться не будем.

Терехов не открыл глаз, не проронил ни слова.

— А ведь тот, кто ножичком тебя пырнул, наверное, и не мечтает с тобой свидеться. А придется. Даже и без твоей помощи.

— Семен Иванович, — совсем тихо, не открывая глаз, сказал Терехов. — Я говорить не буду. Точка. Вы меня знаете.

— Плохо я тебя знаю, — грустно сказал Бугаев. — Поверил тебе два года назад, а выходит, зря...

Веки у Гоги слегка дрогнули. Семен посмотрел на часы: пять минут истекли.

— Ну что ж, Миша, выздоравливай поскорее. — Он поднялся со стула. Сестра уже стояла в дверях палаты. — Надумаешь поговорить — скажи врачу. Сразу приеду.

Бугаеву не терпелось узнать, как поведет себя Терехов, когда он скажет ему про отпечатки пальцев и шкатулку с драгоценностями, но при нынешнем состоянии Гоги делать этого было нельзя.

12

«Трудный предстоит разговор», — подумал Игорь Васильевич, приглядываясь к Травкиной. Чувствовалось, что женщина напряжена до предела — несколько шагов от дверей до кресла она прошла деревянной походкой, словно ноги плохо ей подчинялись. И глаза у нее были тревожные, а руки машинально одергивали то простенькую шерстяную кофточку, то джинсовую юбку. «Молодец Бугаев, фоторобот составил один к одному», — отметил полковник.

— Елена Сергеевна, мы от вас ждем помощи, — Корнилов решил не начинать с вопросов о том, зачем ей понадобилась мистификация с сеткой и побег от Бугаева.

— От меня? Помощи? — она произнесла эти слова почти равнодушно. — А я убеждена, что разыскивали меня совсем по другому поводу.

Она сама напрашивалась на разговор о бегстве. Не хотела терзаться ожиданием, знала, что рано или поздно ее об этом спросят.

— Для меня сейчас важна ваша помощь, — сказал полковник. — А про вчерашнее недоразумение поговорим потом.

— А вас не интересует, что важно сейчас для меня? — глаза у нее оставались холодные и колючие. Корнилов чувствовал, что женщина готова расплакаться, и миролюбиво сказал:

— Я согласен на все.

— Получилось — глупее некуда, — Травкина опустила голову. — Вы только не думайте, что я выкручиваюсь. Бы знаете, где я работаю?

— В библиотеке.

— А какая зарплата у библиотекаря, знаете?

— Я думаю, небольшая...

— Правильно думаете! — она подняла голову и посмотрела на Корнилова с вызовом. — У меня высшее техническое образование, свои запросы... — Елена Сергеевна вдруг махнула рукой: — К чему я это все говорю?! И совсем не о том! — Она задумалась и минуты две молчала, глядя в окно. Корнилов не торопил.

— Я собираю бутылки, — сказала женщина, — и сдаю. И получаю за это деньги. Знаете, сколько бутылок можно собрать вечером? Если бы не местные старухи, озолотиться можно. — Голос ее зазвенел.

— Елена Сергеевна, зачем вы рассказываете мне об этом? Зачем нервничаете? — остановил ее Корнилов. — Это ваше личное дело, это никого не касается...

— Касается! — упрямо сказала Травкина, и лицо ее болезненно сморщилось. Она сразу стала похожа на старушку, обиженную, своенравную старушку. — Вам же хочется знать, почему я солгала про сетку, почему сбежала? Хочется! Я знаю.

— Я об этом догадывался, — сказал Корнилов.

— Правда? — лицо Елены Сергеевны разгладилось. Она словно обрадовалась. — Вы догадывались, что я со стыда сгорела и поэтому сбежала? И ничего плохого обо мне не подумали?

— Нет, не подумал. Вот Семен Иванович — майор, который помогал вам сетку снимать, обиделся. Он не привык, чтобы от него сбегали, — Корнилов улыбнулся.

Улыбнулась и Елена Сергеевна. Вымученной, жалкой улыбкой.

— Майор! Такой молодой и симпатичный?! Как неудобно, как неудобно... — улыбка сошла с ее лица.

— Давайте переменим тему, — сказал полковник. — В воскресенье рядом с волейбольной поляной был тяжело ранен человек...

Ничто не дрогнуло у нее в лице.

— До следующего воскресенья долго ждать, а преступник разгуливает по городу с ножом в кармане.

— С ножом?

— Да, с ножом. И каждую минуту можно ожидать, что этот нож опять поднимется. Елена Сергеевна, вы, наверное, многих игроков знаете. Может быть, у вас есть чьи-то адреса, телефоны?

— Есть, — она ответила автоматически, сосредоточенно думая о чем-то своем. — Несколько телефонов я помню. Знаю, где работают две женщины. Это вам пригодится?

Корнилов кивнул.

— Посмотрите для начала фотографии. — Он достал из стола пачку снимков, передал Травкиной. — Может быть, найдете знакомых?

Она рассеянно перебрала фотографии, все еще не в состоянии отрешиться от какой-то мучившей ее мысли, Протянула Корнилову фото Гоги:

— Этот парень иногда у нас играет. Зовут его Миша.

— А что-нибудь еще вы о нем знаете?

— Хороший игрок, его даже в команду мастеров берут.

— У вас там и мастера есть? — удивился полковник.

— Конечно. Несколько человек когда-то играли в сборной города. Мастера спорта.

— Ну а с кем дружит этот Миша?

— Какая дружба, если люди встречаются раз в неделю, а то и реже? Поиграют и разбегутся в разные стороны. У женщин иногда находятся общие интересы — вязанье, новые выкройки. А у мужчин? На поляне ведь, кроме минералки и лимонада, ничего не пьют. — Она залилась краской, наверное, вспомнив про бутылки.

— В какой команде в воскресенье играл Миша? — спросил полковник.

— Не знаю. Могу сказать, что у мастеров на площадке его не было. Если у них комплект, то никого не берут.

— Но вы его видели?

— Видела. Он рано приехал. Пока народ собирался, поиграл в кружке. — Она задумалась: — Потом я видела, как он ел.

— Один?

— Нет. Володя Матвеев с ним сидел и еще какой-то мужчина.

— А этот Володя Матвеев где работает?

— Врач-стоматолог. В платной поликлинике на Скобелевском проспекте.

Корнилов записал на листке.

— Ну а еще? Меня любые мелочи интересуют.

Елена Сергеевна задумалась:

— Я помню, Миша с кем-то долго разговаривал. А вот с кем?

— Вспомните. Это очень важно, — настаивал Игорь Васильевич.

— Может быть, с Гурамом? — в голосе у нее не было уверенности. — Несколько раз я видела их вместе.

— Кто такой Гурам?

— Таксист. Совсем молодой, а лысый. Как-то необычно для грузина, правда? Я видела однажды его в филармонии с женой. Хорошенькая.

— А с кем-нибудь из волейболистов вы встречаетесь? В будние дни?

— Да. С Аллой Алексеевной. Мы дважды ездили с ней в Крым. Вам нужен телефон?

— Пожалуйста.

Телефон Аллы Алексеевны Травкина знала на память.

— А как вы думаете, сколько народу собирается на поляне? — спросил полковник.

— Трудно сказать. Все зависит от времени года, от погоды.

— А в прошлое воскресенье?

— Человек сто, сто пятьдесят. — Заметив удивление на лице Корнилова, Елена Сергеевна сказала: — Так мне кажется. Некоторые приезжают, но не играют. Моя Алла вывихнула руку, полгода не могла играть, а приезжала. По привычке. Вы знаете, у нас очень мило. Чувствуешь себя непринужденно, на равных со всеми.

«Но своя элита у вас имеется, — подумал Корнилов. — Мастера играют отдельно».

— Вы ведь задерживаетесь после игры? — спросил он, намеренно не упоминая, с какой целью она это делает, щадя ее самолюбие.

— Да. Но не каждый раз. Бывает, что дохожу до шоссе и потом возвращаюсь. В прошлое воскресенье пошла на ручей, вымылась и только потом вернулась.