...Виктор Николаевич Казаков оказался в институте и тотчас согласился прогуляться с Бугаевым по маленькому институтскому садику. Доктор наук выглядел не больше, чем на тридцать. Он был стройный, если не сказать — тощий, подтянутый. Семен сразу решил, что доктор не только играет в волейбол по субботам и воскресеньям, но и бегает каждый день трусцой. «И курит при этом?» — Бугаев засомневался, к тому ли Казакову он пришел, и, вытащив из кармана коробку «Малборо», спросил:

— Ваша?

Казаков оглянулся по сторонам, сделал страшные глаза и, выхватив коробку из рук опешившего майора, моментально спрятал ее в карман:

— Что вы! Что вы! Увидят сотрудники — скандал! Засмеют! Подвергнут остракизму!

Заметив недоумение на лице Бугаева, сказал:

— Я же не курю! Я же спортсмен! Бегун! Пример в отчетном докладе спортивного клуба, а вы тут размахиваете моими сигаретами. Что вы, что вы!

Семен рассмеялся. Казаков, смущенно улыбаясь, смотрел на него.

— А там на волейболе?

— Там наших нет. Они и не знают, что такое волейбол. И меня там никто не знает. Не знают, что я такой хороший, примерный. Я и курю. Одну-две сигареты. — Он склонился к Бугаеву и шепотом сказал: — Для пижонства! Девушек угощаю.

— И директоров заводов?

— Знаете? Вот прилепился, старый токарь. Он вам рассказывал про товарища Мелеха?

Семен кивнул.

— И откуда он только про меня узнал? — Казаков посмотрел на Бугаева. — Может быть, с помощью уголовного розыска?

— Это я вас, Виктор Николаевич, с помощью директора нашел, — Бугаев требовательно протянул руку. — Коробочку-то отдайте! Она теперь вещественное доказательство. Давайте, давайте. Я в ДСО ее не понесу.

Казаков, предварительно оглянувшись, отдал Бугаеву коробку.

— Павел Лаврентьевич вам телефон собственноручно записал, а вы с ним так пренебрежительно! Он же звонка будет ждать.

— Ну его! — махнул рукой Казаков. — Я и не собирался записывать. Он взял у меня пачку, сам и написал. И звонить я ему не буду. Да этой рептилии на пенсию пора, — сказал он с жаром, — а не докторскую защищать. И завод передать кому-нибудь помоложе.

— Виктор Николаевич, в воскресенье вы когда с площадки ушли?

— Когда ушел? Ушел, ушел... — почти пропел Казаков, наморщил лоб. — Ушел на пятичасовую электричку. Что-то случилось?

— Случилось, — Бугаев рассказал ему о происшествии.

Казаков слушал очень внимательно, не перебивал, не переспрашивал. Только молча показал на скамейку, предлагая сесть. Усевшись, вытащил из кармана перо и блокнот и стал что-то быстро в нем набрасывать. Когда Семен закончил рассказывать, Виктор Николаевич протянул ему раскрытый блокнот. На небольшом листке уверенными штрихами была начерчена схема волейбольной площадки.

— Где нашли раненого? — спросил Казаков. — Отметьте.

Майор поставил крестик в левом углу схемы.

— За кустами... — в раздумье произнес Виктор Николаевич. — Туда я в воскресенье не заглядывал. А то, бывало, позволял себе часок позагорать. Играл я на этой площадке... — Он поставил такой же крестик, как и Семен, только в правом нижнем углу схемы. — Играл долго. Команда подобралась крепкая. Никто нас вышибить не мог, — в голосе Казакова прозвучали нотки удовлетворения. — Так что половину времени я был лицом к месту происшествия. Сами понимаете, во время игры больше за мячом следишь да за игроками, но если бы что-то здесь происходило, — он постучал пальцем по нарисованному Бугаевым крестику, — шум, драка, возня какая — я бы увидел.

Разглядывая схему, Семен подумал, что Казаков поставил свой крестик именно там, где они помогали снимать сетку Марине.

— На этой площадке чья сетка висит? — спросил он.

— Да кто ж ее знает?! Она там, по-моему, несколько лет висит.

— Ну, а кто ее вешает?

— Эту — никто. Висит и висит. Однажды, правда, порезали ее. Может быть, ночью какой-нибудь пьяница в нашу сеть попал. — Казаков улыбнулся.

— Не этой женщине принадлежит сетка? — Бугаев вынул из кармана фоторобот своей знакомой и показал Казакову.

— Интересно, — удивился Виктор Николаевич. — Смахивает на Лену, но ведь это, наверное, фоторобот?

Бугаев кивнул.

— Чего ради фоторобот? И почему милиция ею интересуется? Она приличная баба. Приходите в субботу — познакомлю.

— Уже знаком, — в голосе Бугаева прозвучала легкая нотка неприязни, и Казаков вопросительно поднял брови.

— Нет, правда, она приличная баба. В чем ее обвиняют?

— В легкомыслии, — сказал Семен. — Вы ее фамилию знаете?

— Нет. Мы все по именам, реже — по имени-отчеству.

— У меня к вам, Виктор Николаевич, просьба — все, что я теперь вам скажу, строго секретно. Ладно?

— Конечно.

— Эту вашу Елену я встретил во вторник около площадки...

Казаков слушал, время от времени с недоумением пожимая плечами и приговаривая:

— Ну что за глупость! Абракадабра!

Наконец он не выдержал:

— Дайте-ка мне, Семен Иванович, еще раз на картинку взглянуть. Может быть, я ошибся? — Но, повертев в руках фоторобот, сказал: — Она. Никаких сомнений. У меня зрительная память хорошая.

Бугаев спрятал карточку в карман и достал фотографию Гоги. Протянул Казакову:

— Если у вас феноменальная память на лица, может быть, и этого человека вспомните?

— Вы как фокусник с картами, — засмеялся Казаков и тут же воскликнул: — Да, и этого парня я знаю! Даже играл с ним как-то в одной команде.

— Он тоже приличный парень! Удар сильный?

Виктор Николаевич, почувствовав иронию в голосе Бугаева, усмехнулся:

— С ударом у него все в порядке. Но быстро выдыхается, бывает у нас редко, от случая к случаю. Поэтому, что он за человек, сказать не могу.

— Виктор Николаевич, а что вы знаете о Елене?

— Да ничего, собственно, — развел руками Казаков. — Играет прекрасно. Удар у нее действительно сильный. Мы ведь там, на площадке, почти никогда не знакомимся по-настоящему. Так, ни к чему не обязывающие разговоры. В этом и прелесть. Поиграли и разошлись. Никаких чинов, званий... Никто ни к кому не навязывается. Кроме Плотского, — он покачал головой. — Но этот — не в счет!

Директор рассказывал, что Казаков представился ему доктором наук. «Соврал, конечно, Плотский. Знал о Казакове заранее и сам познакомился с нужным человеком».

— Ну хоть что-нибудь вы о Лене знаете? — спросил Бугаев собеседника.

— Если вас заинтересуют мои ощущения, увы, не основанные на фактах...

— Заинтересуют, заинтересуют! — Бугаев был готов зацепиться за любое сообщение.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок? — весело сказал Казаков. — Я с Леной раза три в метро ехал...

— Где она выходила? — не утерпев, перебил Бугаев.

— Она живет около «Петроградской», а где точно — не знаю. Так вот, у меня создалось впечатление, что женщина она одинокая, неустроенная. Зарплата маленькая. Она мне про зарплату ничего не говорила, но догадаться нетрудно. В театр она часто ходит, на концерты — всегда на галерке, по входным билетам. Ездит на юг по горящим путевкам, почти бесплатно. Ну и еще кой-какие детали... Только о чужой жизни рассказывать как-то неудобно. Вы уж сами ее порасспрашивайте.

— Ее сначала найти нужно, — хмуро бросил Бугаев.

— А куда она денется? В субботу наверняка придет играть.

— Зачем же ей тогда от меня бегать? Называться чужим именем? А потом, как ни в чем не бывало, приходить туда, где ее сразу найдут.

— Немотивированный поступок.

— Мне уже не первый человек об этом говорит, — покачал головой майор.

— А кто первый? Плотский?

— Нет, мой начальник. Только ему простительно. Он вашу Марину-Елену в глаза не видел, но вы?! Нет, не похожа она на истеричку.

— Не похожа, — согласился Казаков. — Но она женщина, а женщины способны на алогичные поступки.

«Тоже мне, знаток женщин!» — недовольно подумал Бугаев. Он уже начал раздражаться от того, что разговор принял затяжной характер. Все вокруг да около, и ничего конкретного. Казалось, что волейболисты, приезжавшие на поляну, гордились тем, что ничего друг о друге не знают.